Там, где ты убила меня, круглый год цветут сакуры.
Когда я оживаю - они облетают.
Народ, построивший Город вокруг моей могилы, считает, что это к лучшему.


Воздух по вечерам вновь имеет тот дымно-сладкий аромат, который каждый раз сводит меня с ума.
Я вдыхаю его так глубоко, как только могу, удерживаю за грудной клеткой до тех пор, пока не начнет кружиться голова.
И сама кружусь в танце, смеясь в голос, уворачиваясь от вырастающих вдоль дороги прохожих с каменными лицами.
И мой смех, отрывистый и звонкий, бьющийся стеклом, дробится, сливается с гулким стуком кованых каблуков по влажному асфальту.



Меня топит в своей туманистой вязкости томный грудной голос Арбениной, мне в спину вонзается осколками картечь фортепианных аккордов.
Лихорадочно увеличиваю громкость - и с каждым новым децибелом всё жарче во мне вскипает одурманивающая, чуть детская радость, почти забытая мною.
Она бежит крепленым вином по венам, и я широко улыбаюсь, раскинув руки, распахнув сердце навстречу холодному ветру последних мартовских дней.



А там, где ты однажды убила меня, облетают сакуры,
обволакивая густо пахнущим цветом Город, выстроенный на моих костях.
В Городе весна.
Народ, населяющий Город, ловит ладонями нежные хрупкие цветы и верит в то,
что это
к лучшему.