Исчезнут пики гор остроконечных, моря, пустыни, берега реки. И только ты останешься навечно, любому злу и смерти вопреки. (с)
В преддверии осени, когда раскалённое добела небо уже остывает и перестаёт фрагментарно осыпаться на случайных прохожих, по-августовски тревожных, меньше всего хочется всплывать из дымных волн табачно-винного дурмана и заниматься повседневным бытом. Это так же трудновыполнимо, как и сделать первый шаг в сторону ванной комнаты холодным зимним утром, покинув нагретую телом и дыханием постель; коснуться тёплыми со сна ступнями промёрзшего за ночь пола и понять, что даже огромная кружка крепкого дымящегося чая не спасёт от ощущения заиндевелости всего вокруг, в том числе самого тебя.
Ползущее на убыль лето дарит мне ещё пару недель, когда можно не думать ни о чём, погружаясь с головой, словно в воду, в приятные мелочи, не обязывающие к серьёзной стратегии и решительным действиям. Желание урвать ещё клочок расслабленного небытия нельзя назвать благим, но какое мне до этого дело, когда ещё есть время побыть без брони, дать коже подышать последними в этом году тёплыми ветрами. Какое мне вообще дело до повсеместной суеты, когда ко мне она не относится ни единым пунктом...
И какое дело до сумбурности или неуместности всей той ерунды, что я понаписала выше, когда за окном такой ленивый закат, когда я в ожидании завтрашнего вечера, который подарит мне уют и джаз? Такая размеренность настолько для меня типична, что я уже перестала замечать её течение и научилась существовать параллельно с нею, не обращая внимание на ритм своего города, ограничивая своё временное пространство собою, и оставаясь этим так спокойно довольна.

Ползущее на убыль лето дарит мне ещё пару недель, когда можно не думать ни о чём, погружаясь с головой, словно в воду, в приятные мелочи, не обязывающие к серьёзной стратегии и решительным действиям. Желание урвать ещё клочок расслабленного небытия нельзя назвать благим, но какое мне до этого дело, когда ещё есть время побыть без брони, дать коже подышать последними в этом году тёплыми ветрами. Какое мне вообще дело до повсеместной суеты, когда ко мне она не относится ни единым пунктом...
И какое дело до сумбурности или неуместности всей той ерунды, что я понаписала выше, когда за окном такой ленивый закат, когда я в ожидании завтрашнего вечера, который подарит мне уют и джаз? Такая размеренность настолько для меня типична, что я уже перестала замечать её течение и научилась существовать параллельно с нею, не обращая внимание на ритм своего города, ограничивая своё временное пространство собою, и оставаясь этим так спокойно довольна.
